Дикари с не меньшим интересом поглядывают на Дмитрия с Ларисой. Такое впечатление, что они борются с неодолимым желанием пощупать незнакомцев, на которых столько всякого диковинного. Не надо ребятки, не время. Потом утолите свое любопытство.
— Ну что, пошли? — Поднимаясь, поинтересовалась Лариса.
— Сейчас. — Как бы им объяснить? Ладно, попробуем. Дмитрий посмотрел на мужчину, который хотя и был плох, но находился при памяти. — Мы, пойдем туда. У нас там лодка. А потом вернемся. Понимаешь?
Говоря это, Соловьев всячески подкреплял свои слова жестами, то тыча руками на себя и Ларису, то изображая пальцами ходьбу по ладони, то указывая направление, то обозначая контуры лодки и изображая гребущего веслами человека. В общем, полный сюрреализм. Но как видно, его прекрасно поняли.
— Хо. А лапон. Ы тана.
Как ни странно, Дмитрий прекрасно понял, что ему ответил мужик. Нет, он не выучил вдруг их язык и слова для него оставались непонятными, а вот жесты… Куда там ему, с его потугами, у этих людей язык жестов был просто на высоте. Вот ни слова не разобрал, но отлично понял, что именно сказал раненный — 'Хорошо. Я понял. Мы тут.', именно так или очень близко к этому. Нельзя сказать, что он не обрадовался этому обстоятельству. Еще бы и ему так уметь и проблем с общением вообще никаких. Но как видно, умение читать язык жестов у местных было настолько на высоте, что они сумели понять и его.
Труднее всего было двигаться на склон балки, подставляя спину своим невольным знакомцам. А ну как сейчас метнут в спину дротик, они не тот секач, им этого вполне хватит. Лариса как видно пребывая в думах, как именно будет оказывать помощь, подобными мыслями не мучилась. Дмитрий же, чувствовал на себе чужие взгляды, исходил холодным потом и едва сдерживался, чтобы не бросить за спину тревожный взгляд. Единственно, что он сделал, это пропустил вперед девушку и бежал так, чтобы всегда прикрывать ее от возможной опасности. Глупо? Еще как глупо. Но несмотря ни на что, он чувствовал, что поступает правильно.
Обернулись довольно быстро. Вот только когда вернулись, то обнаружили рядом с раненным, лишь одного из подростков. Задавать вопросы, куда тот подевался, Дмитрий не стал. Не стоит выказывать свое недоверие, а вот быть готовым ко всему, это лишним не будет. Лариса склонилась над раненным, а Соловьев остался стоять немного в стороне, повесив карабин на плечо, оставив в руках свое ружье. Случись что, это оружие будет куда более сподручным, тем более в стволах сейчас была картечь. Лес, о больших расстояниях не может быть и речи, а картечь позволяла поразить противника даже при не особо точно взятом прицеле. Дмитрий всегда считался хорошим стрелком, но так будет надежнее, да и выстрел от ружья куда как громче, значит и психологический эффект будет повыше.
Стараясь все время держать в поле зрения оставшегося мальца, он не сводил взгляда и с Ларисы, благо первый находился поблизости от нее и внимательно следил за ее действиями. Хм. А он и не знал, что у Ларисы с собой целый флакон спирта, она им обработала вымытые руки. Дезинфекция. Оно и к лучшему, знай он об этом, и кто знает, может уже добрался бы до антистрессового, всех времен и народов. Странно, как к нему не обратилась сама Лариса. Впрочем, она никогда не пила алкоголя.
Девушка промыла рану от набившегося туда мусора, затем обработала, простерилизовала все тем же спиртом нить и иглу. Был у него моток ниток и иголка, вот только они предназначались для починки одежды, армейская привычка иметь при себе починочный материал.
Дело вовсе не в требовании устава, это зачуханый боец может не иметь при себе иголку и нитку и щеголять прорехами в одежде, огребая за это от начальства. Уважающий себя всегда будет иметь под рукой не только нитки с иголками, но и кусок свежей подшивы на подворотничок. И опять устав тут ни причем, вопрос самоуважения. Нормальный дембель всегда будет следить за собой, и как следствие за тем, чтобы у него не появлялись всякие прыщи, фурункулы и карбункулы. Другое дело, что это может вылиться в извращенную форму, когда старослужащий заставляет молодого починить или постирать его форму или же сменить подворотничок. Но первопричина здесь не желание показать свое превосходство, а именно в опрятности и гигиене. Дмитрий никогда не самоутверждался подобным образом и предпочитал следить за собой сам, как следствие эта привычка въелась ему в кровь. Вот только он не знал, что именно взяла с собой Лариса в их походную аптечку, а оно вона как, подстраховалась по максимуму.
Сказать, что он сильно зауважал дикаря, это не сказать ничего. Да тот кричал когда получил рану, но зато, только скрежетал зубами, когда им занимался Дмитрий и столь же стойко переносил измывательства Ларисы. Сейчас она накладывала швы, не имея возможности обезболить процесс, что говорится — на живую. Ничего, терпит. Вот она сделала дренаж из куска стерильного бинта, затем наложила тампон и наложила повязку. На его взгляд так и отлично, а если судить по виду девушки, ничуть не излучающей уверенности, так и не очень. Ладно, время покажет.
Закончив с обработкой раны, она снова вымыла руки, а затем достала упаковку каких-то лекарств, горестно вздохнула, извлекла одну таблетку и протянула аборигену, показав, что он должен ее выпить. Тот попытался это сделать, но тут же выплюнул. А ты как думал? Лекарства это тебе не мед, обычно очень даже горькое. Кто бы сомневался. Она подобрала выплюнутую таблетку, всполоснула водой и снова протянула дикарю, с очень требовательным и строгим видом. Еще бы! На него тратят невосполнимые запасы медикаментов, а он плюется как верблюд. Может грозный вид девушки отбил у него желание артачиться дальше, а может все дело в том, что она выглядела весьма убедительно, но со второй попытки, хоть и не без труда, раненный все же заглотил лекарство, тут же запив его большим количеством воды, стараясь смыть горечь. Вот и ладушки, а то устроил тут.